обозначен чёткий временной рубеж: до 15 тыс. л. н. — осколков кремниевых наконечников в человеческих костях нет совсем (хотя их полно в костях животных), после 15 тыс. л. н. — осколки появляются сразу в большом количестве. Острия в костях тут — самый надёжный аргумент. Травмированных при жизни тупыми и тяжёлыми предметами скелетов много (неандертальцы едва ли не все, иногда по нескольку раз в течение своей жизни, подвергались травмированию), но жизнь в палеолите предоставляла множество возможностей получить травму и без деятельного участия себеподобных. Свойственных палеолиту гиперреалистических изображений казней или военных баталий нет вообще, но есть воюющие пиктографические "человечки", характерные для мезолита и неолита. В общем, с достаточной степенью уверенности возможно констатировать, что после 15 тыс. л. н. между группами Homo sapiens появились либо резко возросли в числе вооружённые конфликты.
В чём для нас особая полезность этой статьи (помимо повышения общей образованности)? Объяснение приведенных данных автором представляется недостаточным. Оно связывает рост вооружённого насилия на выходе из палеолита с "революцией широкого спектра", т. е. интенсификацией присваивающего хозяйства: в течение палеолита человечество расселилось по всей ойкумене, крупных животных, на которых привыкли охотиться, стало не хватать, и в ход пошли более мелкие. Птички, зайчики, моллюски... Всякие там растительные вершки-корешки... Совсем смешно на этом фоне восклицание, прозвучавшее чуть ранее: "Не может же быть, чтобы в конце палеолита люди вдруг стали охотиться на себе подобных так же, как на животных!" Ну, а почему бы и нет, раз всё упирается в еду? Но по мнению автора "вынужденный переход к усиленной эксплуатации «низкоранговых» ресурсов во многих регионах должен был повлечь за собой [всего лишь] ужесточение территориального поведения и укрепить узы, связывавшие первобытные сообщества с определенными местностями". Так появились Родина и патриотизм (шутка).
Ставить под сомнение "революцию широкого спектра" на выходе людей из палеолита не входит в мою задачу. Мне лишь крайне сомнительно проведение причинно-следственной связи между ней и одновременно происходящим ростом вооружённого насилия. Скорее, что оба эти явления имеют общую причину. Да, 15 тыс. л. н. люди заселили ойкумену. Но разве их миграции после этого прекратились? Допустим, что крупных животных в это же время стало заметно меньше, чем было раньше, и не без участия человека. Но разве в остальной живой природе вынужденный переход на викарную пищу влечёт за собой "ужесточение территориального поведения"? И почему жёсткая борьба за охотничьи угодья хищников не заставляет их менять характерную для вида среду обитания? Нет, хищник, конечно, может уйти из этого леса в другой, но не из леса в тундру и не с равнины в горы. Так что же толкало людей заселять всю мало мальски пригодную для их жизни территорию планеты, передвигаясь отнюдь не всегда из менее благоприятных условий в более благоприятные, но очень часто и наоборот?
Вот ответ на этот последний вопрос и является ключом к ответу на вопрос, который закономерно возникает при чтении статьи: почему после рубежа 15 тыс. л. н. люди стали убивать друг друга в большом количестве? Ответ этот вопрос, как все уже догадались, дал Б. Ф. Поршнев (а никто другой его, похоже, даже не ставил). Поршнев обратил внимание на то, с какой взрывоподобной скоростью человечество заселило Землю — всего за каких-то 15—25 тыс. лет, — и увидел в этом побочный эффект дивергенции, приведшей к возникновению Homo sapiens. Как раз 15 тыс. л. н. этот процесс и должен был согласно его расчётам завершиться.
Нельзя свести это рассеяние людей по планете к тому, что им не доставало кормовой базы на прежних местах: ведь другие виды животных остались и питаются на своих древних ареалах нередко и до наших дней корма хватает. Нельзя сказать, что люди в верхнем плейстоцене расселялись из худших географических условий в лучшие, факты показывают, что имело место и противоположное. Им не стало "тесно" в хозяйственном смысле, ибо их общая численность тогда была невелика.
Но им стало, несомненно, тесно в смысле трудности сосуществования с себе подобными. Старались ли они отселиться в особенности от палеоантропов, которые биологически утилизировали их в свою пользу, опираясь на мощный и неодолимый нейрофизиологический аппарат интердикции? Или они бежали от соседства с теми популяциями неоантропов, которые сами не боролись с указанным фактором, но уже развили в себе более высокий нейрофизиологический аппарат суггестии, перекладывавший тяготы на часть своей или окрестной популяции? Вероятно, и палеоантропы, и эти суггесторы пытались понемногу географически перемещаться вслед за такими беглецами-переселенцами. Но остается очень убедительным вывод современного расоведения: американские неоантропы-монголоиды (индейцы) по своему антропологическому типу древнее современных азиатских, т. е. откочевали из Азии в Америку до сколько-нибудь плотного заселения Азии, а из американских южноамериканские древнее североамериканских; австралийские аборигены представляют особенно древний тип неоантропов, т. е. переселились сюда в весьма раннюю пору формирования неоантропов. Из этих фактов умозаключение однозначно: на самые далекие края пригодного к обитанию мира неоантропы отселились особенно рано в эпоху дивергенции с палеоантропами. А судя по тому, что расселение ранних неоантропов происходило в особенности по водным путям не только по великим рекам, но и по океанским течениям, на бревнах, люди искали отрыва сразу на большие дистанции, передвигались они при этом, конечно, поодиночке или очень небольшими группами.
Так что же толкало людей заселять всю мало мальски пригодную для их жизни территорию планеты, передвигаясь отнюдь не всегда из менее благоприятных условий в более благоприятные, но очень часто и наоборот?
Вот ответ на этот последний вопрос и является ключом к ответу на вопрос, который закономерно возникает при чтении статьи: почему после рубежа 15 тыс. л. н. люди стали убивать друг друга в большом количестве? Ответ этот вопрос, как все уже догадались, дал Б. Ф. Поршнев (а никто другой его, похоже, даже не ставил). Поршнев обратил внимание на то, с какой взрывоподобной скоростью человечество заселило Землю — всего за каких-то 15—25 тыс. лет, — и увидел в этом побочный эффект дивергенции, приведшей к возникновению Homo sapiens. Как раз 15 тыс. л. н. этот процесс и должен был согласно его расчётам завершиться.
Нельзя свести это рассеяние людей по планете к тому, что им не доставало кормовой базы на прежних местах: ведь другие виды животных остались и питаются на своих древних ареалах нередко и до наших дней корма хватает. Нельзя сказать, что люди в верхнем плейстоцене расселялись из худших географических условий в лучшие, факты показывают, что имело место и противоположное. Им не стало "тесно" в хозяйственном смысле, ибо их общая численность тогда была невелика.
Но им стало, несомненно, тесно в смысле трудности сосуществования с себе подобными.
[quote]Как видим, палеопсихологическая концепция начала человеческой истории Поршнева, — упорно замалчиваемая не только за рубежом, где она может быть попросту неизвестна, поскольку никогда не переводилась на иностранные языки (за исключением болгарского и словацкого), но и российскими специалистами, которые с ней, конечно, знакомы, но её не приемлют, поскольку она загоняет их в постылую "марксистскую парадигму", — и в этом вопросе предлагает своё логически непротиворечивое решение. 15 тыс. л. н. в целом завершилось расселение человечества по ойкумене — первый вал глобальной человеческой миграции, и начался обратный ему — второй вал. Контринтердиктивное поведение преимущественно первого типа, т. е. бегство, при этом сменяется контринтердиктивным поведением преимущественно второго типа, т. е. убийством. И это подтверждают многочисленные находки останков людей с засевшими в костях осколками кремниевых наконечников