Открытие Альтамиры
Чтобы лучше понять обещание Льюиса-Вильямса разгадать наконец тайну происхождения современного человека и оценить ту бурю возмущения, которую он вызвал этим заявлением среди современных историков, необходимо хотя бы вкратце припомнить то, что происходило в этой сфере деятельности за последние сто лет.
Официальным "началом", по общему мнению, считается 1902 год, когда аббат Анри Брейль посетил испанскую пещеру Альтамира в составе экспедиции, возглавлял которую знаменитый французский ученый Эмиль де Картальяк. Двое ученых работали в пещере целый месяц, после чего официально известили своих коллег о том, что великолепные росписи, нанесенные на стены и потолки пещеры, являются истинно подлинными и созданы они были в эпоху палеолита. И как только два эти корифея высказали свое суждение, по всей Европе тут же приступили к официальному изучению пещерного искусства. Стоит ли удивляться, что во главе этих исследований встали все те же Брейль и Картальяк.
Однако у этой истории была и своя предыстория. Альтамиру исследовали еще в 1879 году, и уже тогда ее росписи обратили на себя самое пристальное внимание. Однако по причинам, которые и по сей день трудно понять, сообщество "скептически настроенных" ученых на протяжении 23 лет не только отказывалось изучать эти рисунки, но использовало любые — порой самые недостойные — методы, чтобы убедить общественность в том, что росписи сделаны совсем недавно, а возможно, и просто представляют собой подделки.
Начал, эту кампанию по очернению и дискредитации Альтамиры Габриэль де Мортийе, человек сухого, скептического склада ума, в то время — безусловный лидер французской исторической школы. А самую активную поддержку оказал ему не кто иной, как Эмиль де Картальяк, вынужденный много позднее отказываться от собственных слов и публично подтверждать подлинность рисунков.
Фактическое открытие Альтамиры произошло где-то между 1868 и 1872 годами. А совершил его фермер Модесто Кубиллас, которому местный землевладелец и страстный археоло[любитель Марселино Санц де Саутуола как раз и платил за то, чтобы тот разыскивал подобные пещеры на территории его поместья [242]. Поначалу Саутуола не обратил внимания на сообщение фермера, но в 1875 году он первый раз посетил пещеру, поверхностно осмотрел ее и провел там минимальные раскопки. И только во время второго своего посещения (1879 год), когда Саутуолу сопровождала его восьмилетняя дочь Мария, были обнаружены росписи Большого полихромного потолка, благодаря которым Альтамира прославилась позднее на весь мир.
Как рассказывал потом сам Саутуола, именно Мария первой заметила красочные изображения бизонов и других животных, созданные, как мы знаем сегодня, около 14 тысяч лет назад.
Вряд ли стоит упрекать Саутуолу в том, что он не заметил рисунков во время первого посещения пещеры. конце концов он, как и все мы, был человеком своего времени и, соответственно, разделял предубеждения, свойственные его современникам. К семидесятым годам девятнадцатого века во французских пещерах было найдено большое число предметов портативного искусства (главным образом резьба по кости), которые были совершенно правильно датированы эпохой верхнего палеолита [244]. Проблема заключалась в том, что на тот момент никому и в голову не могло прийти, что те же самые люди, которые изготовляли небольшие и изящные вещицы, способны создавать столь грандиозные росписи, как те, что были обнаружены в Альтамире. Так что Саутуола психологически не был готов увидеть в пещере рисунки и заметил их только после того, как на них указала его дочь.
Тем не менее, однажды увидев рисунки, Саутуола быстро понял, что они представляют собой на самом деле. Благодаря своим прежним исследованиям и путешествиям, он был неплохо знаком с теми портативными предметами искусства, которые удалось обнаружить во французских пещерах. Зная о том, что на многих предметах были вырезаны фигуры млекопитающих ледникового периода [245], Саутуола сразу же понял, что животные, изображенные на стенах и потолке Альтамиры, не только относятся к той же самой категории, но и выполнены в схожем стиле. И если допустить, что возраст портативного искусства оценен правильно (а так оно и было), то и росписи Альтамиры должны были относиться к тому же периоду.
Согласитесь, Саутуола рассуждал весьма логично. Но когда испанский археоло[любитель поведал о своем открытии широкой публике, это навлекло на него яростную критику со стороны академических кругов и самым печальным образом сказалось на всей его жизни.
Глупые, мелочные и недальновидные
Оглядываясь назад на события тех лет, нельзя не отметить, что, хотя Саутуола был абсолютно прав относительно древности рисунков, он тем не менее совершил три больших ошибки, когда пытался убедить в этом академическое сообщество. Первая ошибка заключалась в том, что Саутубла был испанцем, вторая — в том, что он обнаружил пещеру в Испании, ну а третья — в том, что он был всего лишь любителем.
Пожалуй, в наши дни может показаться глупым и бессмысленным встречать в штыки сообщение человека только потому, что он, будучи испанцем, обнаружил пещеру не где-нибудь, а в Испании. Стоит учесть, однако, что найденные ранее образцы портативного искусства, созданные в эпоху раннего палеолита, имели отношение исключительно к французскому региону, так что все ведущие специалисты в этой области тоже жили во Франции. И в их поведении прослеживалась явная тенденция, продиктованная то ли патриотизмом, то ли привычкой — а скорее всего, и тем, и другим, — реагировать позитивно лишь на известия о новых находках во Франции и с подозрением относиться к сообщениям, поступающим из других мест. К тому же выяснилось, что Саутуола даже не был одним из специалистов по доисторическому искусству, а всего лишь археологом-любителем.
Таким образом, он с самого начала был обречен на то, чтобы стать объектом насмешек и оскорблений со стороны академических кругов. И хуже всего было то, что после первых сообщений о росписях Альтамиры эта пещера стала привлекать к себе большое внимание со стороны широкой публики. На протяжении примерно двух лет средства массовой информации превозносили ее как место, где обнаружены древнейшие в мире произведения искусства (а на тот момент так оно и было). Альтамиру даже посетил испанский король Альфонсо XII [246]. Такая степень популярности лишь подлила масла в огонь, еще больше настроив академиков против Саутуолы. Ведь они считали, что обладают монополией на открытия подобного рода. И только они могут выносить доисторическое искусство на обозрение широкой общественности, получая взамен должное признание и уважение.
Так, может быть, искусство Альтамиры вовсе и не было доисторическим? Это была лишь одна из множества инсинуаций, призванных уничтожить зарвавшегося выскочку. Возможно, мы имеем дело с граффити, созданными римскими солдатами 2000 лет назад, а Саутуола в силу своей неопытности просто не понял разницы? А может быть, рисунки Альтамиры и вовсе подделка? Тогда они, без сомнения, были сделаны для того, чтобы одурачить признанных специалистов по доисторическому искусству. Но в итоге все ограничилось лишь бедным наивным Саутуолой. Хотя, кто знает, может, и сам он был вовлечен в этот обман? конце концов у человека может быть достаточно причин для того, чтобы изготовить столь грандиозную подделку.
Травля начинается
В сентябре 1880 года Саутуола опубликовал весьма значимую и в то же время сдержанную статью, касающуюся его находок в Альтамире и выводов о безусловной древности этого искусства: Breves Apuntes Sobre Alguno Objectos Prehis— toricos de la Provincia de Santander [247].
Эта статья навеки вошла в анналы научной мысли, ведь то был первый письменный отчет об обнаружении доисторических пещерных рисунков. Более того, позднейшие исследования полностью подтвердили правомерность выводов Саутуолы. Однако открытия испанского археолога-любителя, за которые он сегодня мог бы получить Нобелевскую премию, не только не были оценены по достоинству тогдашними экспертами, но и обрекли Саутуолу на яростную травлю со стороны академических кругов.
Далее, все в том же 1880 году, один из наиболее преданных сторонников Саутуолы, профессор Виланова-и-Пиера из Мадридского университета, выступил с докладом об Альтамире на IX Международном конгрессе антропологов и археологов, который состоялся в столице Португалии Лиссабоне. числе прочих именитых участников этого конгресса были Эмиль де Картальяк и Габриель де Мортийе, впоследствии — два главных противника Саутуолы.
Виланова, в свою очередь, признавался ведущим палеонтологом Испании [248]. Но поскольку он решил отстаивать взгляды презренного любителя, его доклад на конгрессе был обойден молчанием, и никто из делегатов не принял приглашения лично посетить Альтамиру [249]. Кстати говоря, на протяжении всех 23 лет, пока шли баталии вокруг открытия Саутуолы — то есть с 1873 года по 1902-й, когда Брейль и Картальяк официально признали подлинность рисунков, — подавляющее большинство академиков, с готовностью обвинявших Саутуолу в подделке, так ни разу и не посетили пещеру, опираясь в своих суждениях исключительно на низкокачественные репродукции.
Все это с полным правом можно отнести и к Габриелю де Мортийе, который был тем более опасен, что его мнение обладало немалым весом в научных кругах. Когда у него поинтересовались в мае 1881 года, что он думает о репродукциях, ученый, не задумываясь, ответил буквально следующее:
Глядя на те рисунки, которые вы прислали мне в своих письмах, я с уверенностью могу сказать, что это не более чем подделки. Эти рисунки были созданы, а затем показаны всему миру, чтобы каждый мог посмеяться над теми историками и палеонтологами, которые поверят в их подлинность [250].
Это была лишь часть спланированной атаки, организованной человеком, который с самого начала отрицал подлинность и значимость рисунков. том же 1881 году инженер и палеонтолог Эдуард Арль, посетивший Альтамиру по поручению Мортийе и Картальяка, составил уничижительный отчет о рисунках, обнаруженных в этой пещере. Современные ученые полагают, что Арль был настолько уверен в правоте двух этих влиятельных ученых, что "прибыл в Альтамиру, уже будучи настроенным против того, что ему предстояло увидеть. И эта позиция отразилась, соответственно, в его отчете" [251]. Вот что замечает по этому поводу Мигель Ангел Гарсиа Гвинеа, профессор археологии Сантандерского университета:
Причины, по которым он [Арль] выступил против подлинности рисунков, кажутся нам, с нашим современным уровнем знаний, совершенно безосновательными. Например, он считал, что на стенах должны были бы остаться следы копоти, если бы рисунки и в самом деле были доисторическими. Или взять хотя бы утверждение, что росписи Альтамиры носят недавний характер, поскольку краска отличается некоторой влажностью. Арль также заявил, что часть фигур можно было нарисовать только с помощью современной кисти [252].
Много лет спустя Арль вынужден был признать, что отчет 1881 года стал своего рода "пятном" на его научной репутации [253]. Тем не менее, невзирая на явные недостатки этого документа, он был с энтузиазмом принят научной общественностью тех лет, возглавляемой все тем же Мортийе, предрассудки которого и привели к появлению такого отчета. А в скором времени этот же документ появляется на страницах наиболее влиятельного журнала по истории первобытных культур — Matmaux pour I'Histoire Priтitive et Naturelle de I'Hoттe. He так уж трудно понять, почему галиматья Арля была напечатана в столь уважаемом издании, если учесть, что редактором журнала был не кто иной, как Эмиль де Картальяк [254].
Кампания по очернению
Одним из наиболее неприятных, если не сказать — грязных, — намеков в отчете Арля было предположение о том, что рисунки Альтамиры — не более чем современная подделка. Причем, по мнению автора, созданы они были совсем недавно — где-то между первым и вторым визитом Саутуолы в пещеру (т. т. е. 1875 по 1879 год) [255].
При этом Арль не обвинял в мошенничестве Саутуолу — во всяком случае, не делал этого прямо. Но содержание его отчета ясно указывало на то, что испанец либо наивный простак, либо мошенник.
Испанская пресса, прежде превозносившая Саутуолу до небес, после появления в печати отчета Арля решительно сменила свой тон и открыла настоящую кампанию по очернению археолога-любителя (которая сегодня наверняка закончилась бы судебным процессом по обвинению в диффамации).
газетах появились сообщения о том, что Саутуола нанял одного французского художника, некоего Поля Ратье, который никогда ни с кем не общался, но постоянно сопровождал Саутуолу во время его посещений Альтамиры. И это была чистая правда. Ратье не разговаривал, поскольку был немым, а посещения пещеры объяснялись тем, что Саутуола поручил ему сделать копии — для блага других исследователей — с рисунков, расположенных на Большом полихромном потолке [256].
Все это было совершенно очевидно и не таило в себе никакой подоплеки. Тем не менее в прессе появился беспринципный комментатор, писавший под псевдонимом Эль Парланте, который во всеуслышание объявил, что два и два — это пять. По его мнению, Саутуола нанял Ратье не для того, чтобы сделать копии, но чтобы создать сами рисунки [257]. Саутуола призвал Эль Парланте "сбросить маску, или псевдоним, за которым он прячет свое лицо" [258], однако нападки в газетах лишь участились.
1883 году Габриель де Мортийе опубликовал большой обзор, посвященный доисторической культуре — Le Prehis— torique. И поскольку он видел в рисунках Альтамиры современную подделку — "чепуху, вздор, безвкусицу" [259], — он, конечно же, ни словом не упомянул о них [260].
1886 году эксперт по искусству дон Альберто Лемус — и-Олмо выступил с очередными обвинениями в мошенничестве. После посещения Альтамиры он написал: "Я почувствовал глубокое разочарование, увидел рисунки, которые привык считать доисторическими. И я испытал столь же сильное разочарование в отношении того, кто позволил ввести себя в заблуждение". Лемус также объявил, что великолепные рисунки Альтамиры "не имеют ничего общего с эпохой каменного века… Это всего лишь творение заурядного последователя современной школы" [261].
И в том же 1886 году Эмиль де Картальяк опубликовал работу, которая на тот момент считалась итоговым трудом по всей доисторической эпохе. своем сочинении Картальяк признал безусловную древность Альтамиры и даже включил в книгу репродукции обнаруженных там предметов: гарпунов, игл, изделий из кремня. Но он и словом не упомянул о найденных Саутуолой рисунках [262]. Это было похоже на то, как если бы их вообще не существовало.
Санц де Саутуола умер в 1888 году. После публикации его монографии по пещерному искусству вся жизнь этого деятельного археолога-любителя, как отмечал позднее его внук, "превратилась в объект для насмешек и порицания" со стороны академических кругов:
Крупнейшие европейские ученые той эпохи, возглавляемые французом Мортийе, за исключением разве что нескольких испанских профессоров, яростно набросились на моего деда, обвиняя его в мошенничестве.
Саутуола был не из тех, кто способен равнодушно сносить подобные оскорбления. Напротив, он принимал их слишком близко к сердцу. И в конце концов, как утверждал его внук, именно эта откровенная, ничем не прикрытая враждебность со стороны академических кругов "ввергла его в отчаяние и привела к преждевременной смерти" [264].
Пугающая сила предубеждений
Сейчас уже трудно понять, почему столь высокообразованные ученые, как Мортийе и Картальяк, оказались неспособны сделать то, что сразу же удалось Саутуоле, — просто сопоставить фигуры, нарисованные на стенах и потолке Альтамиры, с изображениями тех доисторических животных, которые были обнаружены на предметах портативного искусства. Судя по всему, эти ученые искренне разделяли общую точку зрения, опирающуюся на дарвиновскую теорию эволюционного развития, согласно которой люди каменного века были "примитивными", "дикими" и "невежественными варварами". И поскольку рисунки Альтамиры были сложными и утонченными (и сверх того были обнаружены в Испании, где прежде вообще не находили никаких образцов доисторического искусства), становится вполне объяснимым, почему они вызвали поначалу столь негативную и скептическую реакцию со стороны экспертов.
Куда сложнее понять другое. Почему, например, те же самые эксперты столь единодушно отказывались лично посетить Альтамиру — за исключением разве что тех немногих, которые прибывали на место с грузом таких предубеждений, что уже ничто из увиденного не могло поколебать их мнения. Пытаясь разобраться в этом феномене, современные ученые пришли к выводу, что в основе всего лежало злоупотребление эволюционным мышлением. Вот что сказал по этому поводу профессор Гарсиа Гвинеа из университета Сантандера:
Если бы обнаруженные произведения искусства оказались примитивными, деформированными и плохо выполненными, все бы сочли их полностью согласующимися с представлениями эволюционной теории… Однако это было утонченное и совершенное искусство, которое легко можно сопоставить с современным — например, с картинами Моне или Мане… Так разве можно было поверить в то, что все это создали троглодиты, пещерные люди, еще не успевшие изобрести плуга? [265]
Подобное представление бросало вызов всему, что отстаивали ученые вроде Мортийе и Картальяка.
"Открытие Альтамиры разрушило все существовавшие на тот момент теории", — подвел итог профессор Гарсиа Гвинеа, — и открыло" новые, доселе невиданные возможности для постижения склада души наших далеких предков. Зарубка, оставленная Саутуолой на научной мысли того времени, оказалась настолько глубокой, что вызвала поначалу лишь удивление и неприятие. И лишь позднее произошел стремительный рывок вперед, подлинная революция…" [266]
Однако эта революция произошла не с добровольного согласия тех ученых, которые сделали все возможное, чтобы очернить грандиозное открытие Саутуолы, и обрушили на него "целый ураган противодействия и жесткого неприятия" [267]. И только безостановочный поток новых свидетельств, вызванных открытием других пещер с наскальными росписями, в конце концов вынудил этих ученых признать подлинность рисунков Альтамиры.
Смена политики
Но и новые свидетельства были приняты далеко не сразу. 90-х годах XIX века археологи стали находить новые пещеры и заново изучать старые — теперь-то они знали, что именно следует искать. И действительно, на стенах и потолках многих пещер были обнаружены росписи и гравюры. Так, в 1890 году был открыт грот Фигуйе, в 1895-м — Ла Мут, в 1897-м — Марсула [268], а в 1901 году — Ле Комбарелль и Фон-де-Гом [269]. И поскольку эти находки служили доказательством подлинности Альтамиры, Картальяк сделал все возможное, чтобы дискредитировать их. Так, еще в 1897 году он присоединился к той группе ученых, которая высмеяла предположение, будто росписи в пещере Марсула на Пиренеях могут и в самом деле относиться к доисторической эпохе. По мнению Картальяка и его коллег, рисунки носили современный характер и были сделаны детьми. Наконец, будучи издателем популярного археологического журнала, он использовал все свое влияние, чтобы не допустить к публикации статью, подготовленную учителем Феликсом Рено [270]. этой статье как раз и приводились убедительные доказательства, подтверждающие древность рисунков.
Но поток свидетельств лишь нарастал. другой французской пещере, Пэр-нон-Пэр (Головы-или-Хвосты), настенные гравюры, обнаруженные в 1896 году, были частично погребены под осадочными материалами эпохи верхнего палеолита, что уже доказывало их необычайно древний возраст. 1898 году престарелый Мортийе, уже находясь на пороге смерти, признал, что это обстоятельство было решающим, и находки в Пэр-нон-Пэр вынудили его поменять свое мнение относительно древности наскальных росписей [271].
Что касается Картальяка, то он еще несколько лет упорно продолжал цепляться за старое мнение. Разумеется, подобное поведение требовало от него немалой умственной гибкости, если не сказать изворотливости, поскольку он сам, проводя раскопки в Ла Мун, счищал со стен доисторические отложения и обнаружил под ними часть росписи с фигурами животных [272]. Поначалу он проигнорировал и это свидетельство.
Последней каплей стали в данном случае находки из Фон-де-Гом и Ле Комбарелль, где в 1901 году были обнаружены росписи, принадлежность которых к эпохе верхнего палеолита просто невозможно было отрицать. "Эти открытия, — замечает британский археолог Поль Бан, — вкупе с тем, что было обнаружено прежде, смогли в конце концов сломить упрямство Картальяка" [273].
Следующим шагом, уже в 1902 году, стало посещение Альтамиры с аббатом Анри Брейлем (который немногим ранее помогал Картальяку проводить раскопки в пещере Марсула) [274]. Ровно месяц провели они за изучением росписей Альтамиры, после чего возвестили всему научному сообществу о том, что рисунки, столько лет считавшиеся подделкой, на самом деле являются подлинными и восходят к эпохе верхнего палеолита.
Столь резкая смена взглядов не могла пройти незамеченной, и Картальяк был поставлен перед необходимостью хоть как-то объяснить свою прежнюю позицию. Весьма неприятным для него было и то обстоятельство, что он "изменил свое мнение в самый последний момент, когда уже невозможно было спорить с очевидным" [275]. Но, как ни странно, Картальяк очень ловко вышел из подобного затруднения, опубликовав в 1902 году в журнале L'Aпthropologie статью под названием "Меа Culpa d'un sceptique" [276]. ней он с обезоруживающей откровенностью признал, что "целых двадцать лет пребывал в заблуждении, о котором должен теперь объявить во всеуслышание… Я знаю, что должен склониться перед действительностью и признать правоту М. де Саутуолы" [277].
И вот что кажется странным: в академических кругах до сих пор восхваляют Картальяка за его "честность", "мужество" и "откровенность", проявленные при публикации теа culpa. Но очень редко можно услышать слова похвалы или признательности, обращенные в адрес Санца де Саутуолы, который первым распознал подлинность рисунков Альтамиры и возвестил о них всему миру и кого фактически уничтожил тот же Картальяк [278].
Захват
Случилось и еще кое-что весьма примечательное после того, как Картальяк опубликовал теа culpa. Из наиболее яростного оппонента пещерного искусства он в самые короткие сроки сумел превратиться в центральную фигуру новосозданной дисциплины, посвященной изучению пещерного искусства. И никто не счел это странным. Он даже купил пещеру Марсула, чтобы сохранить ее для дальнейших исследований [279]. Все это время Брейль, который вскоре получит неограниченный контроль над новой дисциплиной, продолжал держаться в тени Картальяка в качестве его верного помощника.
Помня о том усердии, с каким Картальяк третировал бедного Саутуолу, с презрением отзываясь о рисунках Альтамиры как об очевидных подделках, я был неприятно удивлен содержанием интервью, которое этот высокомерный французский академик дал 6 октября 1902 года. Росписи Альтамиры, рассказал он журналистам из газеты El Cantabrico, "удивительно красивы и производят самое сильное впечатление… Испания может гордиться таким удивительным местом и должна позаботиться о его сохранности, чтобы исследователи со всего мира и впредь имели возможность изучать его" [280].
Три дня спустя, 9 октября, Картальяк написал своему другу: "И я, и аббат Брейль хотели бы, чтобы вы были сейчас с нами, в Альтамире. Это самая прекрасная, самая необычайная и самая интересная из всех пещер, украшенных рисунками…" [281]
Уверенный, слегка покровительственный тон первой цитаты и собственнические нотки второй говорят сами за себя. Легко и незаметно пещера, открытая миру свободомыслящим, вдохновенным археологом-любителем, оказалась во власти человека совсем иного склада характера.
В Каповой пещере на Урале (дата по C-14 — 14680±150 лет назад) вместе с мамонтом и носорогом нарисована лошадь. Специально не искал, но по моему во Франции есть чуть менее древние изображения.
