Форум ЛАИ

О собачьих обрядах индоевропейских воинов

Около 4 тыс. лет назад в степях к северу от Чёрного моря кочевые народы начали переходить к оседлому образу жизни. Срубная культурно-историческая общность оставила после себя более тысячи небольших деревень. Одна из них получила название Красносамарское, и Дэвид Энтони из Хартвик-колледжа (США), приступая к раскопкам в конце 1990-х гг., возлагал на них большие надежды. Ни много ни мало он надеялся разузнать, почему местные жители приступили к созданию постоянных поселений.

По счастью, ему открылось даже больше этого, а началось всё с обнаружения останков десятков забитых собак и волков — их было там намного больше, чем в других городищах того времени.


Архезоолог Нерисса Расселл признаётся: «В самом начале раскопок я сказала, что нам попадается как-то уж слишком много собачьих костей. Но я понятия тогда не имела, какими важными они окажутся». Когда учёные приступили к лабораторному анализу всех костей животных, найденных в Красносамарском, были идентифицированы останки примерно 51 собаки и 7 волков. Принадлежность шести останков псовых осталась неопределённой. В других поселениях срубной общности кости собак и волков не превышают 3% от общего числа костей животных. В Красносамарском на них приходилось более 30%. «Я не знаю ни одного другого поселения в мире с таким высоким процентом», — подчёркивает г-жа Рассел. При этом её группа обнаружила, что большинство собак прожили необыкновенно долгую жизнь — самым старым было 12 лет, то есть их убивали не ради еды.

Домашние любимцы, помощники на охоте или дворняги? Неизвестно. Но очевидно, что они жили рядом с людьми.

Более того, кости несли следы загадочных порезов, расположенных весьма необычным, систематическим образом, не имевшим ничего общего с привычными методами разделки. Морды были разделены на три части, а остальной череп — на фрагменты правильной геометрической формы длиной примерно 2,5 см. Если бы задача мясника заключалась в отделении мяса от костей, он бы так никогда не сделал.


Г-н Энтони и его жена Доркас Браун, тоже археолог, поняли, что совершили уникальное открытие. Г-жа Браун заподозрила, что находки как-то связаны с религией и занялась штудированием научной литературы о ритуалах с участием собак. Археологи обычно так не поступают, но г-жа Браун решила рискнуть и проконсультировалась со специалистами по доисторическому языкознанию и древним литературным традициям.

Почти наверняка обитатели Красносамарского говорили на языке индоевропейской семьи, который был близок гипотетическому праиндоевропейскому — он условно локализуется во времени и пространстве в районе 4500–2500 гг. до н. э. в евразийских степях. Хотя сравнение современных индоевропейских языков позволяет вычленить наиболее древние корни и по ним составить впечатление об образе жизни первобытных народов, археологи не очень-то доверяют подобным чисто лингвистическим реконструкциям. Дело не в ревности, а в том, что, по словам г-на Энтони, эти данные пока плохо согласуются с результатами археологических раскопок. Г-н Энтони — один из немногих, кто считает, что это не повод игнорировать лингвистические и мифологические модели в исторической науке. Как понять по археологическим находкам, что происходило в голове древних людей: какие у них были приняты родственные связи, кого и почему они считали достойными людьми, на каких условиях одалживали друг у друга, кому подчинялись, что и как праздновали? Почему бы не обратиться за подсказками к учёным другого профиля?


Большинство исследователей были бы удовлетворены, обнаружив странные останки собак, очевидно, имеющие отношение к каким-то ритуалам, но Браун и Энтони не таковы. По их мнению, имело смысл «копать» глубже. Что за ритуалы-то? Оказалось, лингвисты и специалисты по мифологии издавна связывали обряд приношения собак в жертву с древней и широко распространённой индоевропейской традицией воинских союзов.

Многие молодые кельты, германцы, греки, индоарии покидали свои семьи и вступали в воинственные группы. Это были бедняки, которым ничего другого не оставалось. Чтобы они не крали коров у своих, община отправляла их грабить чужих. В германской традиции такие группы именовались волчьими стаями. Известен миф о герое Зигфриде, который, собираясь в набег, надевает шкуру собаки. В Ригведе, древнейшие слои которой восходят к 1000 г. до н. э., молодые люди становятся воинами только после принесения в жертву собаки во время специального зимнего обряда. Им надлежало четыре года носить собачью шкуру, которую они затем сбрасывали, когда их принимали обратно в общину.


Юношеские военизированные группировки, занимавшиеся сезонными набегами, были настолько широко распространены в индоевропейских культурах, что лингвисты и мифологи пришли к очевидному выводу о глубокой древности этой традиции. Реконструировано даже праиндоевропейское название этих банд: koryos. Но, как это часто бывает с лингвистическими и мифологическими реконструкциями, не хватало физических доказательств того, что такие зимние обряды действительно проводились и что koryos и впрямь бродили по евразийским степям тысячи лет назад. Энтони и Браун считают, что им повезло обнаружить первое такое доказательство. Возможно, Красносамарское служило местом проведения подобных обрядов 4 тыс. лет назад, куда собирались выходцы из самых разных поселений срубной общности.

Оставалось доказать, что собак умерщвляли именно зимой. Для этого зубы отправили архезоологу Энн Пайк-Тэй, которая изучила поступательные полосы роста, и всё стало на свои места. Из 17 собак, сезон убиения которых удалось определить, 16 погибли в зимнее время. Напротив, коровы приносились в жертву круглый год. Выходит, koryos и впрямь существовали задолго до упоминания о них в Ригведе.


Получается, шайки юных разбойников играли важную роль не только в более поздних индоевропейских культурах, но и в срубной общности. «Это был хороший способ не только справиться с потенциально опасной молодёжью, но и расширить свою зону влияния, а также приобрести новые богатства», — считает г-н Энтони. Более того, он полагает, что именно эта традиция позволила индоевропейским языкам распространиться на огромных пространствах. Ранее учёные полагали, что первоочередную роль в этой экспансии сыграли колесницы, то есть распространение языков происходило одновременно с обыкновенными завоевательными походами. Но г-н Энтони считает, что другие народы могли просто перенимать обычай koryos, а вместе с ним и другие традиции индоевропейцев, как и сами языки.

На этом Энтони и Браун не закончили свои разыскания. Они обнаружили, что большую роль в жизни koryos играло число «8»: в индийских текстах железного века мальчики начинают военную подготовку в восемь лет, в шестнадцать они проходят обряд посвящения в воины. В упомянутом германском мифе Зигфрид наказывает племяннику звать на помощь только в том случае, если на него не нападёт больше семи человек, то есть хотя бы восемь. На стеле гробницы бронзового века в Кивике (Швеция), которой около трёх тысяч лет, изображены восемь фигур в капюшонах, следующих за вожаком, — может быть, намёк на церемонию посвящения. В кельтском поселении во Франции, относящемся примерно к 100 г. н. э., вместе похоронены восемь лошадей и восемь мужчин — наверное, минимальная численность отряда была восемь человек.

В праиндоевропейском языке было и другое слово для обозначения военизированных групп, но оно уже относилось ко всем взрослым мужчинам общины. «Подобные вещи не раскопаешь лопатой», — говорит г-н Энтони. Без языка не поймёшь людей, которые на нём говорили.

Подготовлено по материалам журнала Archaeology.

Добавлю два фото стел из Кивика крупным планом: